Мое музыкальное образование началось и закончилось с танцев.
Когда оказалось, что у меня ни слуха, ни голоса, мои родители успокоились. А вот я не могла успокоиться. Я продолжала петь всем, кто готов был меня слушать. Меня слушала мама. И очень внимательно. Она не морщилась, не просила меня перестать петь, она просто слушала.
Отцу петь было неинтересно. Он всегда отвлекался и морщился. Он любил петь сам. Знакомые песни он всегда выводил каким-то тягучим подвывающим голосом, и от этого они становились просто неузнаваемыми. Мама, слушая отца, всегда старалась держаться до последнего, но не выдерживала и взрывалась громким хохотом.
В девятом классе я окончательно убедилась, что у тебя или есть музыкальный слух или его нет и от этого никуда не денешься. А деваться все-таки хотелось, и чтобы это было обязательно связано с музыкой.
Танцы... Конечно же, только танцы могли продолжить мое музыкальное образование. И я пошла в кружок народных танцев. Вернее, мы пошли с моим другом; он такой высоченный и тощий Пат, а я толстенькая, невысокая - настоящий Паташон.
В танцевальный кружок принимали всех, но со временем отсеивали. Нас приняли. Пат ушел первым из кружка на второй день. Я продержалась неделю и была от счастья на седьмом небе, пока мне после одного из уроков учительница по танцам сказала, что я могу больше не приходить: у меня нет грации и пластики. Пат, узнав про это, жутко разозлился и сказал, что учительница - толстая дура и ничего не смыслит в грации. По мнению Пата, грацию можно было развить, если упорно и долго работать.
Я просто обожаю танцевать. И танцую для себя. Было время, когда я танцевала с моей рыженькой Ташкой. Она единственная, кто смотрел на меня с восхищением, пока я выкручивалась перед ней. Ею хвост выделывал такие потрясающие круги и с такой скоростью, что от ее благодарности ее хотелось расцеловать. Мы кружились с ней в вихре вальса, топтались на месте и были счастливы. Без грации и пластики.
